Однако наступление на русском фронте оказало несомненную прямую помощь западному фронту (началась переброска войск с французского фронта на русский) и еще большую косвенную помощь, ибо активность немецкого командования была переключена на русский фронт. Несмотря на это, французское командование не предприняло абсолютно никаких операций, которые были бы согласованы с русским командованием и оказали бы прямую или косвенную помощь русскому наступлению. Между тем эта помощь могла быть оказана. Больше того, переписка Петрограда и Могилева с Парижем, обнаруженная в архивах Занкевича и Игнатьева, свидетельствует о том, что эта помощь была обещана.

То, что это было именно так, иногда признавали, хотя и с большим запозданием, союзники. Ллойд Джордж, например, в своих мемуарах писал, что «история предъявит счет военному командованию Франции и Англии, которое в своем эгоистическом упрямстве обрекло своих русских товарищей по оружию на — гибель, тогда как Англия и Франция так легко могли спасти русских и таким образом помогли бы лучше всего и себе». И здесь Россия, выполняя свои обязательства перед Францией, много давала Антанте, не получая ничего взамен. Красноречивая история наступления на русском фронте и отношения французского империализма к этому наступлению являются убедительным свидетельством того, во что превратился русско — французский союз на последнем этапе участия России в империалистической войне. Увеличение жертв и обязанностей России сопровождалось уменьшением со стороны Антанты реальной помощи русской армии, понесшей в 1917 г. новые большие жертвы ради интересов империалистического лагеря. Русское буржуазное правительство, оставленное без необходимой поддержки в критические дни, 1 августа в обращении к союзным державам, став в позу виноватого, стало оправдывать неудачу наступления и, стараясь успокоить банкиров Парижа и Лондона, сообщало о «непреклонной решимости продолжать войну…» Вина за неудачи возлагалась, конечно, на большевиков, провал наступления объяснялся их «преступной пропагандой».